Потомок мурзы Разгильдеева / 13 Апреля 1884 / История Ульяновска / Годы и люди

В нашем, современном понимании археологи раскапывают землю, добывая из неё вещественные свидетельства далёкого или недавнего прошлого. Василий Иванович копался в пыльных чуланах и на чердаках помещичьих домов в поисках старинных грамот и прочих документов. Когда-то, их сохраняли там на случай семейных споров и тяжб о наследстве.

Семьи были большие, вдобавок, дворянские фамилии пронизывали теснейшие родственные связи – например, как говорят, те же Пушкин и Лермонтов, незнакомые лично, приходились друг другу четырёхюродными братьями – в общем, всегда хватало людей, желавших потягаться в судах за недвижимость.

Но постепенно дворяне беднели и закладывали имения в казну или продавали их богатым купцам. Наследников не слишком влекла перспектива расплачиваться по отцовским долгам, а купцам и вовсе не было дела до прошлых дворянских тяжб и архивов. Документы, увы, безвозвратно гибли. Часть их спасалась для потомства усилиями энтузиастов, подобных Василию Ивановичу.

Усилия энтузиастов были замечены и поддержаны правительством: 13 апреля 1884 года император Александр III утвердил Положением Комитета министров «Об учреждении учёных архивных комиссий и исторических архивов», губернских научно-общественных организаций для сохранения и изучения старинных дворянских документов.

По-другому, в общем, и быть не могло. Дворянство в сословной Российской империи было правящим классом, и правительство, несмотря на очевидный и углубляющийся системный кризис, всячески пыталось удержать его на плаву, в том числе, и напоминаниями о славном и зажиточном прошлом.

Мурза громит ногайцев

Что же, нашему конкретному Василию Ивановичу было, кем гордиться, и очень гордиться. Князья Баюшевы вели свой род от мурзы Баюша Разгильдеева, или Разгильдяева, обитавшего на рубеже XVI – XVII столетий в пределах будущего Алатырского уезда Симбирской губернии – ныне это территория Мордовии. Некогда, семь городов Древней Греции спорили о том, какой из них был родиной великого поэта – современные татарские и мордовские исследователи дискутируют, а кем был Баюш по происхождению, татарином или мордвином?

За прошедшими временами сказать это сложно, но точно, что мурза Баюш Разгильдеев был человеком знатным – его титул, по сути, принца, был, пожалуй, даже познатнее, чем русский князь. С русскими разгильдяями, фамилия Разгильдеев тоже не имела ничего общего – она происходила от тюркского имени Уразгельды, то есть, «Счастье пришло».

Счастье – это понятие относительное. Мурза Баюш Разгильдеев жил на свете в очень непростую эпоху, которая вошла в историю России под именем Смутного Времени. Впрочем, Смута подходила к концу, и на рубеже весны 1612 года народное ополчение под командованием воеводы князя Дмитрия Михайловича Пожарского (1578 – 1642, на фото слева) неспешно выступило из Нижнего Новгорода, чтобы отбивать у поляков Москву.

И тут, как снег на голову, воспользовавшись моментом, на Русь нагрянул со своей ордой ногайский мурза Курмаметь. Огнём и мечом, ногайцы прошлись по Средней Волге, грабя и угоняя людей в полон. Не рискнули, правда, посягнуть на Нижний Новгород. Решив, что и без того награбили порядком, они повернули к себе в нижневолжские степи.

И всё бы было прекрасно, не припусти вслед за ордой мурза Баюш Разгильдеев во главе сравнительно небольшого отряда, состоявшего из «мурз и мордвы, и всяких служивых людей».

Русские воины эпохи Смутного времени:

Отягощённые добычей ногайцы утратили главное преимущество кочевой конницы – скорость. А вот мурза Разгильдеев вполне пользовался преимуществом скорости, больно кусая ногайцев с тыла, и осаживая назад.

Наконец, разъярившийся Курмаметь не выдержал и решил как следует проучить Баюша и припустил за ним в погоню. А тому только того и надо было – ногайцы напрочь утрачивали преимущества. Отряд Баюша «заперся» в мордовской деревне Чукалы и два дня отбивал почти непрерывные штурмы, нанося противнику существенный урон. Как только напор ослаб, Баюш тут же сам перешёл в атаку.

Село Чукалы, которое оборонял мурза Баюш Разгильдеев в 1612 году. Современный вид:

Не ожидавшие подобного поворота событий, ногайцы побежали. Восемь вёрст гнал врага воодушевленный мурза Баюш. Затем на пути оказался густой лес, кони спотыкались о сучья и корни, и ногайцы поневоле приняли бой, закончившийся полным разгромом орды. Более пятисот человек, и сам мурза Курмаметь сложили в бою головы. Часть беглецов-ногайцев сгинула, пытаясь скрыться в лесных озёрах и болотах. Семь тысяч русских пленников обрели свободу. Было захвачено знамя Курмаметя и богатая воинская добыча.

Триумф подпорчивало то, что среди боя мурза Баюш Разгильдеев был сбит с любимого коня, и кто-то из бегущих ногайцев воспользовался этим, и ускакал на разгильдеевском коне: вещь, конечно, не фатальная, но символическая, про которую вслух, как правило, не рассказывали. Но Баюш не преминул вставить эпизод в свою реляцию о битве именно для того, чтобы показать, каких трудов и жертв стоила ему победа.

И победа была оценена по достоинству. Князь Дмитрий Пожарский, командующий русским ополчением, жаловал Баюша Разгильдеева княжеским титулом, утверждённым позднее воцарившимся в 1613 году царём Михаилом Фёдоровичем Романовым. Князь Баюш Разгильдеев стал родоначальником трёх дворянских родов – Баюшевых, Чепкуновых и Богдановых, названных по именам двух его сыновей.

Герб князей Баюшевых. 1875 год:

Спустя два с половиной столетия, в 1875 году по ходатайству князя Василия Ивановича был утверждён герб князей Баюшевых, напоминавший своей символикой о давней победе над ногайцами: зеленое знамя в центре золотого щита, символизирующее победу и славу – то самое трофейное знамя мурзы Курмаметя. Ну, если даже и не то самое, то именно так представлял его себе художник, рисовавший баюшевский герб.

Анекдоты от Баюшева

Князю Василию Ивановичу тоже довелось жить в драматическую эпоху, эпоху отмены крепостного права в 1861 году и «либеральных» реформ императора Александра II. Да, своей «революцией сверху» Александр II более, чем на полвека отодвинул «революцию снизу» 1917 года. Но современники тех событий, разумеется, остро и без удовольствия переживали слом привычного уклада – так ностальгируют в наше время о прошедшей советской эпохе…

Но Василий Иванович не ограничивался только вздыханиями, мол, жили люди в наше время. Он активно сохранял свидетельства эпохи, не только документальные, но и устные, краткие истории-бывальщины, которые в те времена называли анекдотами. Тот, старинный анекдот определяют теперь понятием «психологически достоверная история»: так ли оно было на самом деле или иначе, мы теперь сказать не можем, но полагаем, что, действительно так оно могло быть.

Как «анекдотчик», князь Василий Баюшев ещё при жизни был вполне востребован эпохой. Его статьи о «стародавней жизни» появлялись на страницах газеты «Московские ведомости», старейшего, с 1756 года издания, печатавшегося в «белокаменной», и самой тиражной частной газеты в Российской империи.

Его цитировал очень популярный на закате имперской эпохи писатель и журналист Михаил Иванович Пыляев (1842 – 1899), собиравший и публиковавший разные занимательные истории из российской жизни XVIII – XIX веков, один из первых русских краеведов, в полном смысле этого слова.

Невдалеке от Симбирска, в селе Ишеевке, рассказывал Василий Иванович, было имение дворян Кротковых, одних из самых богатых помещиков губернии. Своё богатство они то ли нажили, то ли невероятно увеличили летом 1774 года во время Пугачевского бунта.

Шайка пугачёвцев, недавно ограбивших Казань, шла к Симбирску. О том проведал Кротков, и со своими крестьянами поспешил укрыться в лесу, наблюдая, как пугачёвцы устроили привал в окрестностях Ишеевки.

Вдруг на пугачёвцев налетели правительственные гусары, те побежали, гусары за ними – а Кроткову и его людям досталась вся немереная добыча!

Да, вплоть до середины XIX века разбойники были в симбирских пределах вполне себе реальностью. Когда в Симбирск в сентябре 1824 года приезжал император Александр I (на фото слева), ему показали двух знаменитых в те времена разбойников Пахомку и Ваську, которые годами наводили ужас на пределы не только Симбирской, но и соседних губерний. Их долго не могли поймать, поскольку, как тоже водится, у злодеев были «покровители» среди судейских и в полиции.

Государь поинтересовался, сколько душ они загубили, разбойники отвечали, что давно сбились со счёта, а так, не меньше тридцати. Они на коленях просили императора о помиловании, но государь отвечал, что к таким извергам не может быть снисхождения. Видимо, слова императора были восприняты буквально: при наказании кнутом Пахомка был запорот до смерти, а Васька скоро умер от последствий наказания.

Для обороны от разбойников помещики и купцы обзаводились арсеналами, в который входили даже пушки. Разбойники нападали не каждый день, поэтому, в отсутствие телефонов, два добрых соседа в Сызранском уезде нашли своим орудиям другое применение: паля из пушек, они приглашали друг друга в гости.

Пальнул один – другой через некоторое время приехал. Услышал выстрел, но ехать не хочет, а сам решил позвать соседа – сам палит два раза. Иногда «переговоры» обращались в затяжную канонаду, пока не был расстреливаем весь порох. Тогда друзья съезжались на границе своих владений и уже устно выясняли, кто и кому поедет.

В августе 1817 года Симбирск посетил великий князь Михаил Павлович (1798 – 1849), младший брат императоров Александра I и Николая I. В честь высокого гостя дворянством был дан торжественный обед, на котором «блистал» неумеренным аппетитом Самарский уездный предводитель дворянства Чемодуров. Зная слабость почтенного помещика, чтобы не срамиться перед высоким гостем, ему специально было рекомендовано перед обедом очень плотно покушать – не помогло! Зато, великий князь очень развлёкся, глядя, как Чемодуров расправлялся с очередным блюдом, и после обеда тихонько поинтересовался, богат ли Чемодуров? – у него тысяча душ! «Ну, хорошо, значит, от голода не умрёт!» - успокоился Михаил Павлович (на фото слева).

Дворяне в симбирском прошлом, как их описывал Василий Иванович, были людьми не только хлебосольными, но и набожными. Они с удовольствием привечали разного рода «людей Божьих», чем, нередко пользовались разного рода мошенники и пустосвяты.

В одну дворянскую семью, проживавшую в городе Алатырь, стал захаживать немой юродивый, красивый молодой мужчина атлетического сложения. В дом к родителям вскоре приехала их дочь, закончившая курс в петербургском Смольном институте.

Однажды, во время визита юродивого, барышня оказалась с ним наедине – и он заговорил с девушкой на прекрасном французском языке! «По вашим святым и девственным молитвам, - объяснил гость, - Господь развязал мне язык, но и наделил даром разных глаголов». Молодой человек просил барышню не распространяться никому о таковой благодати. При прочих он по-прежнему, молчал, а с барышней был очень красноречив. Его «живые таинственные речи воспламенили молодую девушку до того, что она стала разделять с мнимым юродивым любовь земную».

Вскоре, однако, за молодым юродивым пришла полиция. Он оказался дворовым человеком одного симбирского помещика, помощником повара, который специально отправил смышлёного юношу в Париж для овладения секретами и тонкостями настоящей французской кухни. Что же, молодой человек оказался патриотом и сбежал из Франции не просто в Россию, но на свою малую родину, в симбирские пределы! Порыва, разумеется, не оценили. Недоучку-повара сослали на каторгу, а помещичья дочь от пережитого наложила на себя руки…

От смешного до трагического – один шаг…

Василий Иванович Баюшев жил на Покровской улице – и упокоился на кладбище Симбирского мужского Покровского монастыря, рядом с героями многих своих исторических изысканий. Казалось бы, главное, аристократическое кладбище губернского города – лучший залог долгой памяти. Но времена поменялись, кладбище было разрушено – а вот слово живо, и живёт, сохраняя память о прошлом.

Мемориальная доска на бывшем доме князя В. Баюшева: